Бывало, в пылу битвы среди трофеев по недосмотру оказывались головы союзников и даже слуг. Типичным наказанием за подобную провинность было отсечение мизинца, практически не влиявшее на боеспособность, но служившее грозным предупреждением на будущее. На протяжении нескольких столетий (с IX по первую половину XIV века) каждый самурай, выбирая себе перед началом сражения достойного противника, должен был громко выкрикнуть свое имя и перечислить подвиги, совершенные как его предками, так и им самим. Цель такого самопредставления заключалась в том, чтобы заявить о себе и снизить моральный дух противников. Прославленное имя могло либо вселить в них страх и желание ретироваться, либо, напротив, разжечь стремление одолеть знатного самурая, заслужив тем самым репутацию отличного воина. Тот, кто, выслушав подобное заявление, считал себя в силах бороться, выходил вперед. В такую схватку никто и никогда не вмешивался, и потому со стороны сражение армий походило на одновременную дуэль нескольких сот или тысяч человек. Перед началом боя лучники обеих противостоящих сторон выпускали стрелы с привязанными к ним полосками материи. По их полету определяли направление и силу ветра, а также старались угадать, для какой из сторон исход боя будет благоприятным. Затем те же лучники выпускали особые свистящие стрелы хикимэ, призванные отпугивать злых духов. И только после этого морская раковина, служившая горном, оповещала всех собравшихся о том, что сражение можно начинать. Никто и никогда не мог с уверенностью сказать, на чьей стороне будет победа. Большинство полководцев было убеждено, что изучать и применять какую бы то ни было военную тактику бессмысленно, поскольку она никогда не пойдет на пользу, не будь воины преисполнены мужества, отваги и желания с легкостью отдать жизнь за своего господина. Хотя позже все же были введены особые боевые порядки, носившие такие красивые названия, как "полет диких гусей", "крылья аиста", "заход луны", "рыбья чешуя". Выбор того или иного из них диктовался рельефом местности, характером боя и личными предпочтениями военачальника. Войско делилось на пехотинцев (асигару), лучников и конных воинов. Во главе каждого из подразделений стояли командующие - офицеры, подчиняющиеся в свою очередь двум генералам, состоявшим при главнокомандующем. Помимо этого, в войске существовал отряд разведчиков - синоби или ниндзя, в задачу которых входили сбор данных о численности и составе армии противника, а также предоставление самой свежей информации о его передвижениях и потерях. Слуги воинов должны были страховать своего господина, подавать ему оружие и собирать головы, отрубленные им в ходе сражения. Если никакого иного исхода боя, кроме позорного бегства или сдачи в плен, не оставалось, самурай выбирал смерть, или харакири, зная, что она не будет напрасной: его семья за проявленную им храбрость получит подобающие почести и награды, а сам он войдет в память потомков как герой. Акт сэппуку демонстрировал противнику храбрость, а соратникам - пример для подражания. Промедление в его исполнении было равнозначно потере лица, что неизбежно влекло за собой презрительное отношение как к самому воину, так и к его семье. Но если решение свести счеты с жизнью было твердым, то самураю было совершенно необходимо суметь сдержать муки и не закричать от боли. Некоторые воины, дабы лишить врага удовольствия опознать и предъявить в качестве трофея "знатную голову", перед самоубийством обезображивали свое лицо до неузнаваемости. Многие находили в себе силы и мужество написать собственной кровью прощальные стихи. Огнестрельное оружие, завезенное в Японию в первой половине XVI века, хотя и вызвало восхищение своей мощью, но не соответствовало тем идеалам ведения войны, которые в то время доминировали в среде японских военных. Личное мужество, искусство ближнего боя и весь остальной арсенал различных приемов, направленных на победу, оказывался просто бесполезным перед случайным выстрелом. Воин, овеявший свое имя беспримерной славой, мог пасть от шальной пули, выпущенной каким-нибудь бродягой, оставив потомкам лишь недоумение по поводу столь нелепой смерти. Однако с последней трети XVI века огнестрельное оружие, постепенно стало все более незаменимым и популярным и навсегда подорвало былые принципы ведения войны, когда все вокруг подчинялось церемониальности и природной тяге японцев к эстетике, в том числе и к эстетике смерти, призванной быть лаконичной и даже красивой. Теперь же тысячи солдат и офицеров совершенно бесславно гибли под пулями и ядрами, а выстрелы в спину становились обычным явлением. В такой войне уже не находилось места для прежнего благородства и великих подвигов. Кроме того свода правил, который был присущ самому бою, существовали также и те, что относились к представлению военных трофеев и получению за них наград. Так, все отрубленные головы, собранные после сражения, должны были "проходить осмотр" комиссией. А срубить их каждый воин стремился как можно больше, при этом было весьма желательно, чтобы принадлежали они знатным военачальникам или выдающимся самураям, поскольку от этого зависел размер вознаграждения и оказываемых почестей. Головы демонстрировали на специальных подносах, где каждая из них была сопровождена именем и рангом ее "бывшего владельца". Известен случай, когда один из самураев, оказавшись во время битвы в безвыходном положении, покончил с собой. Его преданный слуга, увидев это, немедленно отрубил голову своего господина и, завернув ее в плащ, закопал неподалеку. Затем сам совершил харакири (сэппуку), прикрыл (из эстетических соображений) своими внутренними органами окровавленную шею господина и, обняв его тело, умер. Но все эти предостережения оказались напрасными: слуги его врага по оставленному на земле кровавому следу все равно нашли голову самурая. Хотя во времена позднего Средневековья, особенно в ходе крупных военных кампаний, подобный церемониал постепенно утрачивал свое прежнее значение. Известен такой факт, имевший место в ходе войны с Кореей, начатой Тоётоми Хидэёси в 1592 году. После успеха первого этапа корейской операции удача отвернулась от японской армии, и все шло к грандиозному позорному поражению. Метавшийся в агонии Хидэёси, не желавший верить в подобный исход, без конца требовал реальных доказательств побед, и в ответ ему бесперебойно слали засоленные уши солдат и головы китайских офицеров. Последний страшный груз дошел до адресата слишком поздно - уже после смерти полководца, случившейся незадолго до конца почти 6-летней войны. Никому не нужные 38 700 засоленных пар ушей закопали в одном месте, получившем известность как Ушная насыпь. На гравюре (Цукиока Ёситоси, 1886 г.): Тайра но Цунэмаса играет на лютне в храме богини Бэнтэн на острове Тикубу. Бэнтэн явилась ему в виде дракона, что считалось счастливым предзнаменованием, но тем не менее он был убит Минамото в 1184 г. На гравюре (Цукиока Ёситоси, 1883 г.) из серии "Лучшие воины Ёситоси": Хатакэяма Сигэтада, пронзенный стрелами, покидает поле боя после атаки воинами его господина Токимаса. К седлу приколота голова убитого противника. Самурай никогда не расставался со своим оружием, кроме тех случаев, когда удостаивался аудиенции у императора или сегуна. Самураи низших рангов обязаны были оставлять катана при входе в резиденцию удельного князя дайме. Мечи всегда оставались в ножнах, так как их обнажение расценивалось как угроза и обычно заканчивалось смертью неосмотрительного самурая. Вассалу под страхом смерти запрещено было под страхом смерти класть меч или копье в том направлении где располагалась резиденция господина. Со времен эры богов главный атрибут арсенала самурая - меч являл собой не просто оружие, но дар свыше, одну из священных регалий власти, с поэтичным названием "меч Небесных густых облаков", данный богиней Аматэрасу первому земному правителю. На ранних этапах истории Японии меч воина кэн или цуруги был двуручным и тяжелым и носился за спиной, прикрепляясь наискось. Вес и неудобство такого оружия диктовали создание более совершенного его вида. И в период Хэйан (794-1192), ко времени зарождения самураев, такое оружие было изобретено и почти не менялось на протяжении всей истории. По преданию, некий Амакуни, живший в конце VII - начале VIII века, придумал разделить обоюдоострый кэн на две части - так получился японский меч, называемый катана. В более ранние периоды, Яей (200 до РХ - 300) и Ямато, все оружие хранилось на "складе" (особой обособленной постройке) и выдавалось воинам лишь в случае нападения неприятеля или перед военным походом. А уже со времени периода Хэйан, когда жизнь человека всецело зависела от его меча, оружие стали держать дома, располагая его ночью обычно у изголовья - так до него было легче дотянуться. С древнейших времен и до наших дней производство мечей всегда было делом священным и скрытым от посторонних глаз. Даже сегодня кузнецы, изготавливающие это оружие, считаются национальным достоянием и, как хранители традиции, получают от государства дотации. В прошлом же эти люди безмерно уважались и почитались почти как культовые личности. Создателями мечей могли быть лица только благородного происхождения. Поскольку мечам придавались магические свойства и присваивались имена, работа всегда начиналась с ритуала очищения кузницы и самого кузнеца. Трудоемкий и крайне сложный процесс ковки мог занимать годы непрерывного труда. Сталь выплавляли из магнитной железной руды и железистых песков, потом полоски металла с различным содержанием углерода накладывали одну на другую, получая тем самым стальной брусок, состоящий из тысяч тончайших слоев. После ковки и закалки производилась шлифовка и полировка, причем окончательной доводкой клинка нередко занимались синтоистские священники. Все стадии изготовления были настолько сложны, что иногда вместе с именем мастера на ручке клинка ставилось имя закальщика или полировщика. Работа считалась законченной после испытания меча на разрубание, которое называлось "пробным ударом" - тамэсигири. Для пробы меча использовали трупы. В идеале меч должен был с легкостью разрубать три тела, лежащих друг на друге. Иногда тамэсигири доверяли палачам, приводящим в исполнение смертные приговоры, или, как в период Токугава, специальным агентам. Однажды преступник перед казнью через тамэсигири сказал палачу: "Если бы я только знал, что умру именно так - я бы наелся камней и напоследок испортил этот великолепный клинок!". В зависимости от того, как был выкован клинок, он мог приносить благо и верно служить своему хозяину, или, наоборот, "сам ранил" своего владельца. Чтобы отличить подделку от произведения настоящего мастера, были созданы экспертные комиссии, проверявшие качество и выдававшие сертификат с описанием клинка и его "легендой". В XII веке такие сертификаты поступали к сегуну в количестве всего 100 листов в год. Позже, в эпоху войн и беззакония, когда воинами были едва ли не все жители страны и каждому из них нужно было добыть себе оружие, материальная ценность мечей упала, но они по-прежнему оставались душой самурая, его естественным продолжением. Мечи, стоившие целое состояние, береглись и ценились превыше всего, передаваясь по наследству. На ножнах ставился фамильный герб владельца, а сами они оборачивались в тигровую, оленью или медвежью шкуру для защиты клинка от дождя и снега. В период господства сегунов Асикага (1333-1391) в сословии самураев зародилась традиция ношения двух мечей: большого - катана и малого - вакидзаси. Как правило, кузнецы выковывали оба эти меча сразу в качестве комплекта. Большой имел длину от 63 до 80 см и использовался для ведения боя, малый - от 35 до 60 см - применялся для отрубания трофейных голов и совершения обряда ритуального самоубийства харакири. В ножны катана через гарду вкладывались небольшие ножи - когатана, а также когай. Первый обычно использовали в качестве хозяйственного во время походов или как оружие для метания, второй - в качестве заколки для волос, палочек для еды, его также втыкали в голову убитого врага для определения победителя. В период Сэнгоку ("воюющих провинций") малые мечи вакидзаси могли носить и люди других сословий. Запрет на ношение такого оружия распространялся лишь на внесословных - париев. Некоторые паломники, отправляясь в далекое путешествие, носили в ножнах монеты на покрытие расходов, а в эфесе размещали кисть для письма. 29 августа 1588 года сегун Тоетоми Хидэеси издал указ, получивший в народе название "охота за мечами", призывавший дайме (крупных военных феодалов) конфисковывать находившееся у простого населения оружие, а народ сдавать его, поясняя, что полученный металл пойдет на изготовление болтов и заклепок для отливавшейся в то время статуи Будды. Этот шаг, как и запрет Токугавы Иэясу на ношение мечей лицами не самурайского происхождения, ограничили круг владельцев мечей и четко выделили самураев как сословие. Очень важное место в снаряжении воинов с глубокой древности занимали лук и копье (достаточно вспомнить эпизод создания самих Японских островов). Кроме простых копий яри, длина которых достигала 6,5 метра, широко применялись копья, подобные вилам с загнутыми концами, - кумадэ ("медвежья лапа"), трезубцы магарияри ("изогнутое копье"), у которых боковые лезвия были расположены под прямым углом, содэгарами ("цепляющее за рукава") - шест с железным навершием, напоминающим еловые ветки. Особого упоминания заслуживает нагината - оружие, которое принято называть алебардой. Однако алебарда - это, скорее, топор на шесте, а нагината можно сравнить с мечом на очень длинной ручке. Его острый клинок мог достигать полутораметровой длины. Особое распространение нагината получила у придворных дам сёгуна, владеющих искусством молниеносно отражать внезапные нападения на своего господина, а также у монахов-воинов - отдельной военной силы, попортившей немало крови крупным и мелким феодалам. На фотографии 1890 года: японцы в костюмах пехотинцев -"асигару" вооружены катана и нагината. На аудиенцию к сёгуну самураям дозволялось являться только в особой разновидности шаровар - нагабакама, которые были гораздо длиннее обычных, что не позволяло им передвигаться быстро - это являлось своеобразной мерой предосторожности на случай покушения на жизнь правителя. Как среди сословий, так и внутри самурайского класса не только отношения, но и виды облачения были строго регламентированы. Одежда из шелка была привилегией исключительно представителей высших классов. Крестьяне могли носить только набедренную повязку и груботканую конопляную или хлопчатобумажную одежду. Повседневная одежда самурая состояла из нескольких деталей, сразу отличавших его от остальных граждан империи. Кроме двух традиционных мечей, заткнутых за широкий пояс, самурая выделяла одежда совершенно особого покроя, называемая рэйфуку и состоявшая из широких шаровар - хакама, кимоно с короткими рукавами - косодэ, поверх которого надевалось еще верхнее кимоно, завершала одежду хаори - накидка с короткими рукавами. Вероятно, потому, что на верхнюю одежду (обычно хаори) в пяти местах (два - на рукавах, два - на груди, один - на спине) нашивались небольшие фамильные гербы того рода, к которому самурай принадлежал, ношение полного самурайского облачения представителями других сословий было строжайше запрещено. Герб был привилегией представителей исключительно высшего общества - самураев и аристократии. Однако некоторые детали костюма, а именно хакама (на них герб не ставился), в особо торжественных случаях дозволялось надевать ремесленникам и торговцам. Те элементы комплекта, на которых носились родовые гербы, назывались монцуки, или "одежда с гербами". Самурайский веер, разделенный на железные секции, служил не только опахалом, но и хорошим средством защиты при возможном нападении. На ноги самураев надевались таби - плотные белоснежные носки с отделенным большим пальцем, разновидность обуви зависела от обстоятельств, в которые попадал самурай. В походы надевались простые соломенные сандалии - варадзи, в дождливую погоду, чтобы не запачкать таби, использовали гэта - деревянные сандалии на колодках, сбоку напоминающие по форме букву "П". Переход с летней формы одежды на зимнюю происходил в 1-й день 9-го месяца, а с зимней на летнюю - в 5-й день 5-го месяца. Японские воины применяли доспехи в виде цельнометаллических нагрудников и шлемов еще в период Яёй. Но вместе с прогрессом технологии обработки железа и усовершенствованием техники изготовления оружия менялись и доспехи, призванные защищать от него. Период расцвета искусства изготовления доспехов пришелся на эпохи Хэйан и Камакура - время зарождения самурайства, и с тех пор они почти не менялись. Некоторые изменения коснулись их внешнего вида только в конце периода Адзути-Момояма (1573-1603), что положило начало двум их разновидностям - ёрои, изготовленные до XVI века, и гусоку - военное облачение более поздних периодов. Доспехи надевали непосредственно перед сражением или в особо торжественных случаях. В остальное время они бережно хранились на почетном месте. В походах же, в зависимости от размера лат, их носили или в лакированном ящике за плечами, придерживая обеими руками, или в специальном сундуке, который несли двое слуг. Помимо шнуров определенного цвета, которыми скреплялись доспехи, другим опознавательным знаком самурайских группировок на поле боя были небольшие флаги с родовыми гербами - сасимоно, крепившиеся на задней части домару, и гербы на шлеме. Крупные военачальники в особых случаях, таких как начало сражения, посольство или визит к господину, надевали поверх доспехов безрукавную хлопковую накидку - дзимбаори. Прерогативой военачальников высокого ранга был металлический боевой веер гумпай для руководства ходом сражения и самозащиты. В торжественных случаях вместо хаори самураи надевали катагину - куртку без рукавов, с широкими накрахмаленными плечами, придававшими воину более внушительный вид. Японские доспехи отличались подвижностью и возможностью использования некоторых отдельных деталей. Панцирь (харамаки или домару) делался из металлических пластин, обернутых в кожу, которая для прочности покрывалась лаком. Харамаки был порой единственной защитой пехотинцев и представлял собой простой нагрудник, доходящий до паха, домару - короб со шнуровкой на боку, позволявший защищать также и спину. Всадники, всегда знатные самураи высокого ранга, носили более помпезное облачение ёрои, бывшие предметом особой гордости семьи. Части доспехов скреплялись между собой шелковыми или кожаными шнурами, чтобы подтягивать или распускать их до нужного размера. Шнуры изготавливались из шелка того цвета, который соответствовал традиционным цветам клана воина. Шлем кабуто заслуживает особого упоминания, так как наравне с доспехами являл собой настоящее произведение искусства и отражал духовные и эстетические ценности владельца. Он делался из нескольких железных пластин, скрепленных в виде полусферы. В верхней части существовало отверстие для вентиляции и выпуска косички. Красная краска, покрывавшая шлем изнутри, включая и сам козырек, должна была придавать лицу устрашающий красноватый оттенок. На стороне затылка были закреплены подвижные пластины, защищавшие шею от удара сзади. По бокам располагались загнутые назад пластины, не позволявшие воину упасть лицом в грязь, как в прямом, так и переносном смысле. На лобовой части крепились металлические зеркальца, похожие на рога, предохранявшие от сглаза и амортизирующие удары - кувагата. Шлем был дополнен маской, вносившей в облик воина отпугивающий элемент и принимавшей на себя часть давления от трехкилограммового кабуто. Иногда им пользовались как щитом, отбиваясь от стрел или от ударов мечом. У пеших воинов низких рангов был распространен легкий конусообразный шлем - дзингаса, дававший больший обзор и служивший в походах обычным котелком. Самым главным для самурая было желание во что бы то ни стало остаться в памяти потомков, стать гордостью своего рода и грозным символом устрашения врагов. В японской семье испокон веков главенствующее положение всегда занимал мужчина, а потому рождение наследника было событием знаменательным, ибо мальчик становился законным преемником духа самурая, его оружия, имущества, дома, а порой и земли, как, впрочем, и рисового пайка, без которого существование самурайской семьи не представлялось возможным. Иерархическая система самураев имела коническое "построение" - самую верхнюю ступень занимал сегун. В эпоху Токугава элитой среди даймё - "большое имя" (крупные землевладельцы) - были наиболее приближенные к сегуну представители трех ветвей фамилии Токугава - госанкэ ("три благородных семейства") из провинций Кии, Овари и Мино. Именно из представителей этих семей выбирался новый сегун в том случае, если предыдущий не оставил после себя наследника. Далее шли три минимально приближенные к сегуну Токугава, а потому менее значимые фамилии - санкё ("три дома сеньоров"): Таясу, Хитоцубаси и Симидзу. Верхний слой замыкали: 176 семей фудай даймё, бывшие союзниками Токугава еще до его прихода к власти, а также 86 семей тодзама даймё, примкнувшие к нему после. Средний слой составляли сёмё - "малое имя" (мелкопоместные феодалы), а еще те самураи, которые были особо преданны непосредственно сегуну - гокэнин (15 000 человек) и хатамото (5 000 человек). За ними следовали вассалы вассалов - байсин, подчиняющиеся местным феодалам, а последнюю ступень иерархической лестницы занимали рядовые воины, называвшиеся асигару - "легкие ноги". К началу XVII века число всех самураев и членов их семей составляло около двух миллионов человек, то есть около 10% всего населения Японии. Положение и статус самураев обуславливались размерами их годового дохода или получаемого в рисовом эквиваленте пайка, мерилом для которого служила особая единица - коку, равная 160 кг риса. Такое количество вполне обеспечивало потребности одного человека в рисе в течение года. Самым крупным, а следовательно, и самым богатым землевладельцем был, естественно, сегун. В 1598 году размер его дохода превышал 2 557 000 коку, а всего же доходы сегунов в разные периоды эпохи Токугава составили от 13 до 28% от годового дохода всей страны. В то же время доходы всех князей даймё (около 250 человек) равнялись примерно 70-76%. Самураям - вассалам сегуна и даймё также выплачивался рисовый паек. Все расходы, связанные с их жизнью и службой (питание, покупка доспехов, оружия, одежды, содержание семьи), погашались из этого пайка. Хатамото ("те, кто под знаменем") получали от 500 до 10 000 коку в год, гокэнин ("люди благородного дома") довольствовались получением пайка, максимально доходившим до 500 коку (в среднем - 100) в год. Самураи низкого ранга, находившиеся в прямой зависимости от даймё и сёмё, получали не более 30. Размеры пайка напрямую были связаны с доходами их сюзеренов: он мог быть или уменьшен, или увеличен, в зависимости от объема собранного в его провинции урожая. С приходом к власти сегуна Токугава Иэясу была создана оригинальная система, позволявшая четко контролировать всех крупных феодалов и пресекать попытки покушения на свою власть. Каждый даймё должен был несколько месяцев в году проводить "в гостях" у сегуна в Эдо. Переезд из провинций занимал порой долгие месяцы и являл собой зрелище в высшей степени красочное. Снаряжение этой процессии, состоявшей в зависимости от ранга даймё от сотни до нескольких тысяч человек, требовало немалых затрат, что тоже ослабляло феодалов. Бывало даже, что по дороге на обеспечение роскошного шествия кончались деньги, а потому зачастую приходилось просить помощи со стороны. Так что высокие подданные постоянно находились либо в своих резиденциях подле сегуна, либо в пути. К тому же семьи даймё постоянно проживали в Эдо практически в качестве заложников: такое положение дел уводило вспыльчивых князей от мысли предать своего господина в военном походе. Перед домами самураев во время праздника мальчиков Танго но сэкку обязательно вывешивались боевые флаги с изображенными на них родовыми гербами, а для отпугивания злых духов у входа выставлялись алебарды и копья. Простые горожане, не имевшие родовых гербов и боевого оружия, придумали свое решение для украшения жилищ в период праздников. Так как в Японии карп всегда был символом мужественности, отваги и целеустремленности и только ему было под силу, плывя против течения, преодолевать мощнейшие водопады, то коинобори - конусообразные полоски ткани, сшитые посередине, изображающие карпа и вывешенные на шесте, были призваны показывать всем окружающим, сколько в той или иной семье родилось мальчиков. Самый крупный - "черный карп" олицетворял отца семейства, синий - мать, остальные "карпы", поменьше, - количество мужского потомства. Интересно, что развевающиеся на ветру коинобори быстро получили распространение и в самурайских домах. Раскрашенная анилиновыми красками фотография конца XIX - начала XX вв. На будущего самурая как на неустрашимого и храброго воина возлагались очень большие надежды, и потому его воспитание начиналось с самого раннего возраста. Главной наукой, внушаемой каждому ребенку из самурайской семьи, считалась "нечувствительность" к страху смерти и всему, что с ней связано. Для того чтобы привить это качество, мальчиков отправляли ночью на кладбище, специально заставляли присутствовать на казнях, посылали в те места, где, по поверьям, обитали демоны, духи и привидения, коих в мистических японских представлениях было великое множество. Причем от мальчиков требовалось не только присутствие в непосредственной близости от того места, где происходила чья-то насильственная или естественная смерть, они обязаны были в качестве доказательства своего равнодушия к этому акту на голове или теле свежего трупа, в крайнем же случае - на могильном камне, поставить собственный опознавательный знак. Маленьким самураям очень часто приходилось выполнять и тяжелую физическую работу. Согласно конфуцианским традициям ребенок ради родителей не должен был никоим образом жалеть себя. Доходило до того, что мальчик, у которого заболели родители, мог в самый жесточайший мороз растапливать лед на реке собственным телом, для того чтобы добыть для них воды, или, например, спать абсолютно голым, чтобы голодные москиты бросались именно на него, а не на отца с матерью. Обучение самурая продолжалось с самого раннего детства и до совершеннолетия. В программу подготовки входили: техники владения различными видами оружия и рукопашного боя, форсирование водных преград в облачении, состоявшем из полного комплекта доспехов, а также обучение приему подавления морального духа противника с помощью особого боевого крика. Для отпрысков знатных фамилий обязательными дисциплинами считались верховая езда и форсирование рек на лошади. Не менее важным было и изучение классической литературы, и прививание навыков традиционного для японцев стихосложения. Однажды в ходе разговора, случившегося между двумя самураями, один из них взялся утверждать, что изучение литературы - это просто пустая трата времени, другой же в ответ на это заметил: "Боевые искусства — это наша правая рука, а литература - левая". И это было сущей правдой, ведь умение слагать стихи порой спасало жизнь, которой самураи, впрочем, не очень-то и дорожили. А вот великий японский воин Минамото но Ёсииэ (1039-1108) всегда щадил своих врагов, сумевших достойно ответить на его короткие стихи своими виршами. Да и имя знаменитого во всей империи строителя замка в Эдо - Оота Докан - вряд ли бы осталось известным новым поколениям японцев, не найди он оригинального ответа на поэтические излияния стоящего над ним противника с занесенным для смертельного удара мечом. Надо сказать, что самой почетной и красивой смертью для самурая считалась гибель на поле сражения, ведущегося во имя защиты своего господина. Пленение было страшным позором и говорило о том, что самурай, не сумев совладать с чувством страха и предпочтя жизнь смерти, проявил непростительное малодушие. Абсолютно противоположным примером умения владеть собой, выказывавшим редкое мужество и презрение к смерти и позволявшим выглядеть достойно не только перед своим господином и родственниками, но и перед противником, являлось вспарывание себе живота, известного как харакири, или сэппуку, - эта разновидность смерти считалась для самурая в высшей степени благородной и почетной. Ведь далеко не каждый из воинов мог собственноручно, недрогнувшей рукой воткнуть себе в живот кинжал и сделать сначала горизонтальный разрез, прорезавший внутренности, а затем - вертикальный, доходящий до диафрагмы. Если же желанная смерть по тем или иным причинам все же не наступала, самураю приходилось протыкать себе горло. В период Токугава, когда обряд харакири был официально принят в качестве казни для лиц самурайского сословия, процедура его проделывания была существенно "облегчена": человеку, приговоренному к смерти через сэппуку, вполне достаточно было или слегка поцарапать себе на животе кожу, или просто взять кинжал в руки, после чего ему отрубали голову. Раскрашенная анилиновыми красками постановочная фотография конца XIX - начала XX вв. Согласно буддистскому обряду мертвое тело самурая сжигалось, а память о нем и о его подвигах начинала свою жизнь в сердцах его близких, обрастая множеством героических легенд. И не было для этого сословия лучшего примера для подражания, чем благородный воин, легко и просто расстававшийся с жизнью во имя собственного достоинства и чести называться истинным самураем. Поначалу самураи являли собой в основном представителей низших и средних слоев общества, с течением же времени они постепенно начали выделяться в отдельное привилегированное сословие, а к моменту объединения страны под властью сегунов - в правящую элиту. В эпоху Токугава (1603-1867 годы) окончательно утвердились основные принципы отношений в обществе, а также права и обязанности четырех японских сословий. И если еще в период Адзути-Момояма (1568-1600 годы) рядовой воин, обладавший изрядным честолюбием, вполне мог стать даже сегуном, а обыкновенный крестьянин - преобразиться в воина, то с установлением диктатуры Токугава такие трансформации стали абсолютно невозможными. Сословное деление японского общества происходило по следующему принципу: на первом месте находились самураи, затем шли фермеры-крестьяне, обеспечивавшие все общество необходимыми продуктами питания, далее - ремесленники, занимавшиеся изготовлением мечей, доспехов, посуды, мебели, одежды, изящных произведений искусства, а на последней, низшей ступеньке классовой лестницы находились торговцы, считавшиеся бездельниками, поскольку ничего не производили. Для самурая общение с ними считалось недостойным. Вне сословий стояли представители духовенства и парии - люди "без рода и племени", которые занимались самой тяжелой и грязной работой, которые делились, в свою очередь, на эта (от японского - "много грязи") - наследственно отверженных, занимавшихся "нечистым" трудом: чисткой выгребных ям, убоем скота, выделкой шкур, погребением трупов, и хинин (от японского - "не люди"), которые были бродячими артистами, знахарями, бродягами и нищими. Хотя после обряда очищения они имели возможность переходить в другой класс. Над всеми этими сословиями номинально стояли император и придворная аристократия. Гораздо позже, уже в XVII - XIX веках, это деление стало выражаться словом "синокосё", состоявшим из четырех иероглифов, как раз и обозначающих все эти сословия. Император, с середины VII века носивший титул Тэнно - "Сын Неба", хоть и лишившийся реальной власти, тем не менее, оставался для японского народа олицетворением его божественного происхождения. Еще с конца XII века императоры были фактически лишены возможности вмешиваться в политические дела, проводя свое время в основном за сложением стихов, занятиями различными искусствами и играми. Фактическими же властителями империи были сегуны. Несмотря на то, что императорской столицей был город Киото, сёгун, будучи человеком военным, производил управление страной из "собственной" столицы - "бакуфу", получившей такое название по аналогии с устанавливаемым на поле сражения полевым штабом (бакуфу) - матерчатым холстом, закрепленным на шестах, который закрывал командующего от стрел и пуль неприятеля. Со сменой сёгуна столица переезжала на другое место, давая имя новому историческому периоду. Во времена правления сёгунов из семьи Минамото (1192-1203 годы) столицей была Камакура, а при Асикага (1338-1573 годы) она вернулась в Киото, где в районе Муромати находилась их резиденция. С приходом в 1582-м к власти Тоётоми Хидэёси его резиденция переехала сначала в замок Адзути, а затем - в Момояма. И, наконец, сегун Токугава Иэясу перенес центр власти в основанный им в 1603-м город Эдо (ныне - Токио), остававшийся столицей сегунов Токугава до 1868 года. На гравюре изображен военачальник армии Акэти Мицухидэ Сайто Тосимицу в ночь перед предательским убийством Ода Нобунага, 1582 год. Акэти Мицухидэ, убив Ода Нобунага, смог удержать власть в своих руках только 13 дней. Его правление стало синонимом нестабильности, войдя в поговорку "сегун на тринадцать дней". Цукиока Ёситоси, 1885 год Ночь перед сражением при Сидзугатакэ, в котором Хидэёси одержал первую большую победу на посту правителя. Тоётоми Хидэёси продолжил процесс объединения страны, начатый Ода Нобунага. На гравюре он изображен с раковиной, служившей боевым горном, и веером сайхай, с помощью которого военачальники отдавали команды войскам. Цукиока Ёситоси, 1885 год В 1160 году, во время войны кланов Тайра и Минамото, самурай Минамото но Ёритомо спасался от преследования Тайра вместе с тремя своими сыновьями, один из которых, Томонага, был тяжело ранен в бою. Так как идти приходилось зимой, преодолевая холод, метели и бураны, Томонага, не желая быть обузой для отца и братьев, уговорил отца убить его. Сразу после рождения мальчика и присвоения ему имени в дом самурая приходили многочисленные гости с подарками, самыми распространенными из которых были два веера, походивших на самурайские мечи и предвещающих славное будущее маленького воина. В первые годы жизни мальчику предстояло пройти множество ритуалов и обрядов - первое состригание волос, первое вкушение мяса и рыбы, первые шаги в "благоприятном направлении". По достижении четырех лет совершался обряд первого надевания широких шаровар хакама - отличительного атрибута взрослой жизни. Особенно пышно отмечался праздник Танго но сэкку, приходящийся на 5-й день 5-го месяца и посвященный тем мальчикам, которым еще не исполнилось 15 лет. Чтобы подготовить детей к достойной предков славной и героической жизни и как можно раньше приобщить их к культу оружия, преподносимые им в дар предметы носили ритуальный характер. Обязательными подарками являлись игрушечные мечи (катана и вакидзаси), маленькие доспехи и куклы, облаченные в них. И хотя все они были не чем иным, как игрушками, играть в них детям не разрешалось - эти предметы, даже будучи в игрушечном исполнении, должны были внушать маленьким самураям неизменное уважение, приобщая их к жизни и законам самурайского сословия. Самурайским отпрыскам рассказывали о прошлых сражениях и славных деяниях их предков, прививая почитание своего рода, а также преданность господину. Повзрослев и став истинными самураями, они должны были перед смертельной схваткой вспомнить эти давние уроки мужества и патриотизма и успеть громким голосом перечислить подвиги своих пращуров. Воины, готовые умереть за своего господина, должны были быть твердо уверены, что их потомки так же упомянут и их имена, и их деяния. Самым важным и последним из ритуалов, происходивших в жизни мальчиков, становилось достижение ими 15-летнего возраста. Именно в этот период мальчик входил во взрослую жизнь через обряд гэмбуку - совершеннолетия. В торжественной обстановке юношам состригали волосы в прическу сакаяки, чтобы они могли надеть головной убор, называющийся эбоси. На роль главы инициации обычно приглашали самого знатного в округе самурая, достаточно часто также "родителем эбоси" становился сюзерен отца мальчика - таким образом оформлялись отношения сюзерен-вассал между новым мужчиной в клане и его господином, становившиеся своеобразной клятвой верности. Юноша во время инициации получал новое, теперь уже "взрослое" имя. В богатых аристократических семьях происходил церемониал надевания особого головного убора каммури - "короны", отсюда пошло другое название этого обряда, бывшее в ходу в высшем обществе: какан - "надевание короны". В заключение церемонии, ознаменовывавшей наступление совершеннолетия, юноше торжественно вручалось его "второе Я" - пара мечей. И именно с этого момента он становился абсолютно самостоятельным человеком, способным определять всю свою дальнейшую судьбу: жениться, заводить детей, поступать на службу. В период начального зарождения самурайства прически были предельно простыми и ничем не отличались от причесок остальных японцев. Но частые контакты с племенами айну стали поводом для заимствования у них особого способа состригания волос. Совершеннолетним мужчинам полагалось носить прическу сакаяки. или тёммагэ, в этом случае волосы на лбу, темени и макушке сбривались полностью, а пряди, остающиеся с боков и на затылке, затягивались в узел и аккуратно укладывались на макушке, а если же волосы были короткими, то им придавался вид торчащей вверх косички - сакаяки. В бою такую косичку выпускали наружу через отверстие в навершии шлема. Волосы на голове и на подбородке сбривались каждый день, ведь самурай должен был быть готов умереть в любую минуту, а значит, встретить смерть ему нужно было в надлежащем виде. Фотография 1890 г. Сегодняшние потомки славных своими подвигами самураев не носят мечей и не имеют обыкновения распарывать себе животы. Но, даже сменив традиционные доспехи своих предков на деловой костюм, боевое снаряжение - на компьютер, а самурайский клан - на большую или малую фирму, они остаются верны далеким, но вечным идеалам буси - защите справедливости во имя процветания родины. Жизнь самурая всегда имела две стороны. Одна из них - это беспримерная преданность господину, за которую ему по справедливости воздавались почести и жаловались богатые подарки и дорогие шелковые одежды. Другая, существенно доминирующая над первой, - это постоянные лишения, холод и голод походов, порой доходящий до каннибализма, боль, кровь, а нередко и предательство. В таких условиях встречаться лицом к лицу с врагом с абсолютно трезвой головой, что подразумевало нормальное состояние психики, воину помогала морально-этическая подготовка, нацеленная на создание сильной и высокодуховной личности. И хотя на протяжении столетий писаных законов поведения самураев не существовало, вся их жизнь и поступки неизменно определялись тем традиционным воспитанием, которое было продиктовано философскими воззрениями того времени. Национальная религия японцев - синтоизм, возникший из древних тотемистических представлений, основанных на одухотворении природы и обожествлении умерших предков, учил тому, что Боги породили отнюдь не всех людей, а именно японцев. Соответственно, элемент избранности, так или иначе, был присущ любому жителю Страны Восходящего Солнца, а ее воины чувствовали свою исключительность с особой силой. Со временем синтоизм подвергся существенному влиянию других, привнесенных извне, религиозно-философских воззрений, основным из которых был буддизм, и особенно учение одной из наиболее популярных буддистских сект - дзэн, подразумевающее "погружение в молчаливое созерцание". Дзэн-буддизм получил в среде самураев самое широкое распространение, потому как идея жесткой самодисциплины, присущая ему, была для воинов едва ли не идеалом. Согласно канонам дзэн, каждый из них был обязан настойчиво и целеустремленно воспитывать в себе волю, самообладание и хладнокровие. К тому же буддизм учил, что мир иллюзорен и уход из него - есть благо. Это было необходимо для того, чтобы уметь выделить главное - цель. А дальше добиваться ее во что бы то ни стало. Гармоничным дополнением вышеперечисленных воззрений стали также идеи, заложенные в этико-политическом учении Конфуция, проникшем на японские острова из Китая. Оно основывалось на определенных нормах поведения, соответствовавших почтительнейшему отношению к старшему поколению, к родителям, ко всем тем, кто занимал в системе существовавшей тогда иерархии более высокое положение, а особенно - к господину, которому воин служил. Нельзя также не сказать и о еще одном, ставшем распространенным в Японии, древнекитайском религиозном направлении - даосизме. Оно гласило, что основная задача человека состоит в том, чтобы следовать всеобщему порядку и сути всего видимого и невидимого. Дао нельзя было ни увидеть, ни понять, ни выразить словами, дао - это то, что существует в мире, и сам мир проистекает из него. Дао мог следовать только тот, кто добродетелен, а проявление Дао и было самой добродетелью, или "дэ". Не зря же в словосочетании "бусидо" входит иероглиф "до" - японский эквивалент китайскому "дао". А потому Дао мог постичь только тот, кто справедлив, предан и храбр. Все эти истины, неразрывно слившиеся с местными верованиями, превратились в уникальную систему. Необходимое просветление - "сатори" - достигалось путем медитаций, через решение морально-философских задач, основанных не на законах логики, а на полном отрешении от устоявшихся штампов и обыденного понимания реальности. Обрести сатори в бою буси мог только в том случае, если был способен полностью забыть как о жизни, так и о смерти, как о причине, так и о следствии. Его самурай мог обрести не только в войнах, но и в недолгие периоды мирной жизни, предшествующие новой войне. Легкие раздвижные перегородки его дома, позволявшие соединять пространства жилища и прилегающего к нему сада, символизировали высшую ценность любого человека - единение его со Вселенной. В нишах самурайских домов неизменно висел свиток с философским высказыванием, стихами или картиной, выполненной в стиле "вода и горы". Проникновению в суть жизни способствовала и чайная церемония. В качестве особого подарка за совершенный им подвиг воин иногда получал сосуд с невероятно дорогим чаем. А чтобы отметить честь, оказанную ему преподнесением такого дара, приглашал в дом гостей и угощал их этим редким напитком. Позднее эта традиция развилась в чайную церемонию, называемую в Японии "путь чая". В тиши сада, наблюдая за размеренными движениями мастера церемонии и проникаясь духом безмятежности, воин мог отвлечься от всего груза проблем и просто "быть". Самураи, отличавшиеся вспыльчивостью и имевшие обыкновение обнажать меч по самому незначительному поводу, перед началом чайной церемонии оставляли оружие вне стен дома и при этом могли чувствовать себя в полной безопасности. В процессе чайной церемонии происходило сближение непримиримых, изменявшее их прежние отношения на прямо противоположные. А бывало и так, что воин в пылу погони вдруг замечал какой-то особый ствол бамбука, останавливался, срезал его, а потом превращал в вазу для своей чайной комнаты, или же мог во время осады пробраться к заградительному бамбуковому частоколу и срубить небольшую его часть, подходящую для ковшика, не говоря уже о том, что церемониальный чайник, выполненный знаменитым мастером, ценился порой выше хорошего боевого меча. Особое значение придавалось любованию природой, ибо пейзаж являл собой созвучие всего сущего в мире, иначе говоря, дао, зафиксированное в материи. Созерцание луны, цветущая по весне вишня и осенняя "охота за кленовыми листьями" - все это помогало человеку понимать суть природы и сливаться с ней, не загружая разум мыслями о причинности бытия. На гравюре (Цукиока Ёситоси, 1868 г.): Самурай Рэйсэй Токатоё умирает, сделав себе харакири. Гравюра из серии "100 воинов Ёситоси" написана под вдохновением от битвы при Уэно, свидетелем которой был художник. Он делал зарисовки прямо на поле битвы, основываясь на личных наблюдениях. Губы Такатоё синего цвета, что обозначает смерть или истощение. Некоторые самураи превращались в торговцев, другие - промышляли разбоем. Еще несколько десятков лет назад любой самурай, не задумываясь, предпочел бы даже намеку на такую жизнь мгновенную смерть. Старые буси с тоской и гневом взирали на распущенность современных нравов, позволяющих забывать об истинном предназначении воина. С наступлением эпохи Эдо (1603-1868 годы), принесшей японскому государству длительный период мирного существования, самураи, рожденные войной и являвшиеся ее олицетворением, начали терять смысл жизни и ощущение стабильности, что неизбежно вело к деградации сословия. Волей-неволей оказавшиеся не у дел, мелкие и средние самураи поначалу жили в расчете на свой рисовый паек. Но все большее урезание, а затем и полное прекращение финансирования военных кампаний по причине их отсутствия резко сократило прибыли среднего слоя самураев, хотя их расходы на поддержание определенного жизненного уровня все еще оставались внушительными. А поэтому свое рисовое жалованье, выдаваемое два раза в год, им приходилось закладывать ростовщикам в счет будущей "получки". Когда же на оплату счетов не осталось и риса, воины вынуждены были продавать главную свою ценность, потеря которой была равносильна смерти, - боевые мечи. Продаже подлежала самая главная часть меча - клинок, поэтому, нося вместо него в ножнах деревянную копию, самурай мог хоть как-то сохранить принадлежность к своему сословию. Самым, пожалуй, достойным видом деятельности для этих бесстрашных людей в то время была работа в пожарных командах. К ней они относились с огромной ответственностью, выезжая на пожары, как на войну, - в полном самурайском облачении и в доспехах, проявляя зачастую не меньший, чем в бою, героизм. Иногда, чтобы не умереть с голоду и обеспечить своей семье хоть какую-то стабильность, самураи принимали трудное для себя решение - усыновляли детей богатых торговцев, столь презираемых ими. Более удачливые открывали школы фехтования, где вели преподавание основ искусства рукопашного боя, владения копьем, мечом и луком (дзюдзюцу, яридзюцу, кэндо, кюдо). В поисках средств к существованию отважные, но крайне неприспособленные к обычной жизни бывшие воины шли на немыслимые жертвы: начинали заниматься изготовлением бамбуковых зонтиков, вееров, зубочисток, плетением сандалий, разведением золотых рыбок. Подобное положение вещей привело к тому, что в середине XVIII века в Японии начали появляться книги, призванные возродить высокие цели самураев, вернув им былое достоинство, славу и уважение. Снова становились актуальными старинные военные повести "О доме Тайра" ("Хэйкэ моногатари") и "О великом мире" ("Тайхэйки"). Особое внимание уделялось жизни и подвигам таких идеальных воинов, как Кусуноки Масасигэ, - легендарный полководец, который до конца оставался предан своему сюзерену, даже когда от того отвернулись все, явив тем самым ярчайший пример беззаветной преданности, свойственной истинному самураю. Свою положительную роль в процессе возрождения института самурайства сыграли и такие книги, как "Введение в военное искусство", "Книга пяти колец", "Потаенное в листве", ставшие классическими трактатами о военном искусстве и нормах поведения. Изложенные в них принципы и идеалы к XIX веку стали именоваться "Кодексом самурайской чести", или "Бусидо", состоявшем из высказываний великих воинов о смысле жизни и месте в ней самурая, примеров того, как не потерять ни достоинство, ни уважение. Общая идея всех этих трудов исчерпывалась вводной фразой из "Потаенного в листве" ("Хагакурэ"): "Путь самурая - это смерть". Каждый из них умирал в тот момент, когда впервые брал в руки меч, физический же факт кончины был простой формальностью. О своей жизни самураю полагалось забыть и полностью посвятить ее служению господину. А еще было необходимо помнить и свято следовать трем главным добродетелям истинного воина - преданности, храбрости и справедливости. В 1868 году после более чем 250-летнего военного правления сегунов Токугава и практически полной изоляции Японии от остального мира вся полнота государственной власти вернулась к 122-му императору Страны восходящего солнца - Мэйдзи, или Муцухито. После реставрации императорской власти жизнь государства полностью изменилась. Были упразднены прежние институты власти и собственности, отменены сословия, заложены основы абсолютной монархии, во многих областях жизни введены европейские стандарты. В 1871 году согласно императорскому указу была создана новая армия численностью 100 000 человек. Набор в нее производился призывным способом, причем не только из воинского сословия, но и из всех других слоев общества. Последняя точка в многовековой истории самурайства была поставлена в 1876 году, когда официально запретили ношение главной гордости самурая - двух его мечей. За всю свою многовековую историю Японии всего дважды пришлось столкнуться с иноземными вторжениями - в 1274 и в 1281 годах, когда ее пытался покорить монгольский хан Хубилай. И оба эти раза страна была буквально на волосок от порабощения. Горячие мольбы японцев о спасении были услышаны - боги послали на острова страшный тайфун, уничтоживший вражеские корабли и почти все их многочисленное войско. Тот тайфун был назван "Божественным ветром", или "камикадзе", призванным спасать Японию в трудную минуту... Несмотря на все произошедшие перемены и конец эпохи буси, дух самурайства продолжал жить в сердцах его приверженцев. Те из них, кому выпал желанный шанс реализовать себя на поле брани, получили возможность хотя бы отчасти воплотить присущие самураям неосуществленные военные амбиции. После войны с Китаем, начавшейся в 1894 году, японское влияние медленно, но верно начало проникать на материк. В начале XX столетия после войны с Россией к Стране восходящего солнца отошла южная часть острова Сахалин, а незадолго до этого ей удалось несвойственным ей мирным путем завладеть всеми Курильскими островами, вплоть до Камчатки. В 1910 году Япония подчинила себе Корею, а к середине второй мировой в ее руках была почти вся Юго-Восточная Азия. В 1945-м, уже после полной капитуляции гитлеровской Германии, Япония все еще продолжала войну. Тогдашнее олицетворение камикадзе - молодые и честолюбивые воины, наконец попавшие на войну, перед отправкой на задание писали домой своим родным о том, что больше всего они хотят быть достойными великих предков, а потому будут счастливы умереть за свою страну. Особая, закрывающая лоб, повязка - хатимаки с начертанным на ней лаконичным, но исчерпывающим девизом "Только победа!", прощальная чашка сакэ - иногда первая, но уж точно, что последняя в их короткой жизни, и - страшная смерть. С древних времен повелось, что воин, достойный именоваться самураем, должен непременно умереть с мечом в руках, на эфесе которого начертаны имена святых. Крепче и крепче сжимая его рукоять, самурай все больше сближался со своим Небесным покровителем и, умирая, полностью доверял ему свою душу. В небесной ли выси, вылетев на боевое задание, ни подводной ли лодке в момент боевого погружения, все японские офицеры второй мировой войны всегда держали на поясе меч, символизирующий самурайский дух - "дух Ямато". А когда наступал их последний час, они, бросая свое табельное оружие, кидались на врага с этим хоть и тупым, но сверкающим мечом, будучи абсолютно уверенными в том, что боги и духи великих предков их не покинут. Триптих (Цукиока Ёситоси, 1875 г.) изображает всех сегунов периода Токугава (1603-1867). В центре с собакой сидит малоизвестный "Собачий сегун" Цунаёси, издавший законы, по которым собаки ставились выше людей. |
